Пока мы с вами думаем о ценах, зарплатах и прочих житейских мелочах, большинство умных деловых людей всерьез озабочено обретением личного бессмертия. “А что - наука ведь дошла уже до таких ступеней развития, когда возможно практически все, - были бы деньги!” -- подобные высказывания сейчас нередко можно услышать от очень многих ученых, в том числе и украинских. Так почему же, скажите, и вечная жизнь в этом случае должна казаться столь уж недостижимой?! (Хотя, разумеется, отнюдь не для всех…)
Проблему, как вы понимаете, нужно решать радикально – куда там геронтологам, при всем даже к ним уважении! Тем более что сегодня ведь известно уже чуть ли не 300 теорий старения. И все они причём в той или иной мере работают. Да только вот что-то бессмертных рядом с нами пока не видно. Ну, ладно: с десяток-другой годков добавится к нашему жизненному пути. А дальше? Рано или поздно наступит момент (как в свое время со знаменитыми “Токамаками”, от которых со дня на день ждали решения всех энергетических проблем), когда, конечно, можно бы и продолжать исследования, но суммы-то на это понадобятся уже поистине астрономические!.. “То есть если какой-то миллиардер захочет еще и еще продлевать свою жизнь, это действительно будет в принципе достижимо” -- рассуждает мой сегодняшний собеседник. – “Однако вот сами затраты станут расти при этом уже не в геометрической даже прогрессии, а по экспоненте”.
А что, если, скажем, зайти с другой стороны? Ну, пускай человек спокойно себе умирает, раз иначе – по всем, вроде бы, существующим нынче законам природы - никак нельзя. И тут в самый момент смерти просто-напросто взять и пересадить его память младенцу или вообще даже эмбриону! И тогда прежний покойный ее обладатель автоматически получит как бы вторую жизнь!..
Да: именно такая вот постановка вопроса отрабатывается сейчас - и притом вполне реально – нашими киевскими учеными.
Еще в середине прошлого века американец Джеймс Мак-Конелл заинтересовался планариями: это такие плоские червячки, обитающие у берегов водоемов. Оказывается, они обучаемы – благодаря ганглиям (особым скоплениям нервных клеток) могут ненадолго усваивать простенькие оборонительные рефлексы. Мак-Конелл сумел “объяснить” нескольким особо талантливым особям, что от яркого света нужно быстрей уползать, иначе получишь удар электрическим током. И как только они это усваивали - разрезал их пополам. Через месяц из каждой половинки вырастала уже новая планария, реагирующая на свет несоизмеримо быстрее. Причем заметьте: из обеих первоначальных половинок; т.е. каждый хвост запоминал практически то же самое, что и голова с ганглием, - и передавал это знание своей новой голове!
После чего последовала другая серия очень похожих опытов, проведенных в подмосковном Институте биофизики АН СССР в Пущино: там группа молодых ученых под руководством Инны Шейман пробовала подсаживать кусочки обученных червей в ткань их необученных собратьев. И в результате обнаружилось: даже такие крохотные частички не только успешно приживаются, но и передают прежние свои знания новообретенным хозяевам.
“Ну а что, если дерзнуть еще покруче и провести эксперименты не на червях, а на крысах или даже собаках?..” –задался пытливой благородной целью мой сегодняшний собеседник Эмир Ашшурский. И таки дерзнул! Начал с мышей, потом перешел к крысам, хомякам и закончил собакой...
В общем, как вы, наверное, догадываетесь, мне захотелось самой – в непосредственной живой беседе - прояснить максимально больше всяких технических подробностей, напрямую связанных с этим интригующим проектом.
- -- Эмир Эммануилович, и какой же конкретно объём исследований вы проделали для достижения своей цели?
- На первых порах самый молодой член нашей научной группы Евгений Ярмолюк (работающий сейчас на кафедре нейрохирургии Киевского национального медуниверситета им. А.Богомольца) предложил было пересаживать память от одной взрослой особи к другой. И даже составил нам алгоритм (т.е. подробный протокол) такой операции...
- Но - простите – что именно пересаживать: какую-то часть мозга?
--Да, отдельные нервные скопления из гиппокампа и височных доль коры... Однако когда я в сердцах посетовал: “Женя, так ведь крысиная иммунная система наверняка же попытается их всячески отторгнуть!” - он в ответ лишь пожал плечами: дескать, что ж, придётся, значит, ее подавлять. Но это ж, как вы понимаете, совсем не дело. Ибо если в опытах над животными подобное еще кое-как допустимо - то каково уже, представьте себе, человеку всю жизнь подавлять иммунитет, дабы в итоге любая даже случайная мелкая простуда могла потом оказаться для него фатальной?! Так что на этом проекте мы по недолгом обсуждении решили всё же поставить крест. И поняли, что без действенной практической помощи со стороны эмбриологов нам тут никак уж, видимо, не обойтись. И вот вскоре там же, в медуниверситетете, мне удалось отыскать одного очень способного и не по годам зрелого кандидата медицинских наук Владимира Петренко (к слову, подлинно “золотые руки”, из тех лесковских мастеров, что в своё время подковывали блоху!). Короче говоря, Володя изымал из обученной лабиринтным премудростям мыши (а вернее даже, из ее подкоркового ствола) буквально несколько клеток - и подсаживал их эмбриону. Причём исключительно важно было проделать это на той как раз ранней недифференцированной стадии, пока он не успел еще превратиться в плод (у которого, как известно, все органы фактически уже сформированы). То есть, иными словами, вся тонкость (или, если угодно, секрет) заключается здесь в том, какие клетки и на какой именно неделе развития лучше всего брать, ну и, конечно же, куда их затем пересаживать, – это, собственно, и является нашим ноу-хау!.. Хотя всё равно – признаться по правде, мышей тогда полегло немало: придётся, видно, когда-нибудь поставить в их честь монумент…
-- Но отсюда, получается, следует, что вам доподлинно известно, где конкретно в мозге находится память?
-- Так-то оно так... Но вот тут-то как раз у меня имеется уже парочка эксклюзивных идей, которые многими современными учеными, думаю, были бы сочтены еретическими (да и прежде всего - теми же даже физиологами, вероятно). И, в частности, я буквально на все сто процентов уверен: у человека (да и у любого живого существа) вовсе не одна всеообъемлющая память. И даже причём не в том смысле, как это обычно принято вычленять в рамках практической психологии: ну, допустим, зрительная, звуковая, обонятельная, тактильная и т.п., - нет, я не об этом. А именно реальная - которая, как говорится, “и в Африке” память. Ибо я ни на йоту не сомневаюсь в том, что наша с вами память просто-таки обязана дублироваться. И когда мы воспринимаем различную повседневную информацию, то она оседает у нас в нескольких локально независимых зонах сразу.
-- Но почему?!
-- Да потому, что эволюция природы осуществлялась совершенно не так, как эволюция современных технологий. Вот каким, например, образом представлял себе эту картину известный английский геолог XVIII века Чарльз Лайель. Итак, что-то там живет себе спокойно на Земле, развивается – и вдруг трах-бах, богу почему-то не понравилось, - и тут же всё это вмиг уничтожается, чтобы затем возродиться заново, но уже, правда, чуть-чуть по-иному. Да, согласен, если б это было действительно так – память в нас непременно закладывалась бы в одном каком-то месте, как, скажем, у нынешних компьютеров или у тех же роботов. Однако подобная теория катастрофизма сейчас уже полностью опровергнута. Ведь ни для кого не секрет, что исторический путь эволюции был усеян многочисленными шипами и терниями, из-за чего все свои новые дизайнерские ходы она вынуждена была делать поверх неких уже готовых собственных же наработок. Ну и поскольку вид Homo Sapiens стоит на мощных, так сказать, плечах своих далёких ископаемых предков, то какие-то их мнестико-сенсорные структуры на каждом эволюционно значимом этапе “отпечатались”, по идее, и в нас.
- Эмир Эммануилович, но где же всё-таки конкретно, по вашим убеждениям, залегает (или, возможно даже, беспрерывно формируется по мере своей востребованности) человеческая память?
- Прежде всего -- в стволе головного мозга (так называемой периталамической области). А еще - в палеокортексе, т.е. старой коре, эволюционно возникшей у первых примитивных млекопитающих. И, наконец, последний, высший уровень – известные уже вам большие полушария. Итак, насчитал, как видите, уже целых три; и если верхний из них, допустим, повредить или даже уничтожить – то за него будет работать более древний слой. Хотя, конечно, компенсировать при этом полностью все утраченные мнестические функции всё равно не удастся…
-- Кстати, не случайно же, видать, порой один-единственный, казалось бы, посторонний звук или запах способен вызвать из потаённых закромов памяти такой обильный букет чувств и воспоминаний, что буквально голова идет кругом!..
-- О, то-то и оно! Вот вам еще одно лишнее доказательство, что работают именно какие-то более древние слои. Однако, кроме этого, я твердо и категорически утверждаю: существует и некая “невесомая”, так называемая ментальная память. В частности, замдиректора столичного Института зоологии Игорь Васильевич Довгаль довольно долго и основательно пробовал экспериментировать с одноклеточными. И что же - оказывается, даже никчемные микроскопические амебы что-то таки помнят, т.е. их можно обучить реагировать на какие-то простейшие условные раздражители. А инфузории-туфельки, которых еще иногда называют “универсальными фабриками в миниатюре”, способны усваивать и гораздо больший объём информации. Но – пардон: как, каким образом, ведь у них не только нервных клеток, но и даже соответствующих рецепторов нет и в помине!? Так что, очевидно, эта “тонковещественная” память и является тем самым реликтовым инструментом общения с окружающей средой.
Но и это еще не все. Ведь, по сути, главное проклятие всех наших экспериментов заключалось в том, что у каждого млекопитающего - по два таламуса и два полушария. И надо было обязательно вначале определить, какие из них доминируют: а вдруг мы случайно возьмем память из рецессивного (“теневого”) таламуса? Тогда молодая мышь заведомо не почувствует себя прежней, т.е. самоидентификации ее новой личности не произойдет!..
-- Кстати, от многих физиологов нередко можно услышать, что весь наш мозг это вообще, дескать, сплошная загадка!
-- Ну, как для кого... Ведь даже те эксперименты, о которых я вам рассказываю, позволяют ее, согласитесь, хотя бы частично всё же приоткрыть. В частности, если пересаживается личность, то в ее личностную память обязательно должны входить и эмоции. Например, когда крыса, выращенная в изолированных условиях и никогда доселе не имевшая дела с человеком, заползает по твоей руке на плечо, устраивается там поудобней и начинает лизать тебя любовно в щеку, - это, собственно, и значит, что в ней пробудилась предыдущая личность домашней крысы. То есть ей, получается, пересадили как раз именно ту самую - экзистентную, как я ее называю, память! Ибо если другую, эволюционно более высокого уровня, то этот зверёк попросту станет оперативней обучаться. Применительно к человеку сказали бы со стороны – “вот, мол, какой вундеркинд растет!” Но тем не менее этого характерного феномена “дежа вю” у данного вундеркинда – увы - не будет. А значит, не будет и бессмертия! Только вот проблема в том, что на мышах толком разобраться, какую именно память ты пересадил, практически невозможно: поди пойми, то ли ей приятно, то ли просто быстрее обучается? На крысах уже чуточку полегче, ну а на собаках - тем более: они, по идее, должны без особого труда узнавать родное (якобы, конечно) лицо, вилять хвостом, карабкаться новоявленному хозяину на грудь и т.д.
-- А если, допустим, какому-нибудь пациенту пересадить сразу несколько личностей? Не получится ли в итоге болезненного раздвоения или даже растроения внутреннего мира?..
-- Знаете, человеческий мозг, по сути ведь, чрезвычайно пластичная структура: я считаю, что по степени приспособляемости ему, пожалуй, вообще нет равных. Точто так же и тут. То есть давайте для примера представим себе, что ребенок растет в обычном адекватном окружении, активно впитывая в себя всю информацию, – и только личностная память пересажена ему от какого-то чужого носителя (ну, скажем, от той же опять-таки собаки). Разумеется, какое-то время он и вправду будет испытывать определенную неловкость, особенно когда непроизвольно станут вдруг всплывать воспоминания из бывшей собачьей жизни, наслаиваясь при этом на новые для него человеческие лица, игрушки, компьютеры… Но уверяю вас: вся эта неразбериха протянется недолго, ибо дальше очень многое будет зависеть от той социальной среды, где он на данный момент пребывает. Возможно, если в будке или стае, то действительно возобладает привнесенный от донора собачий менталитет. А нет -- “животные” воспоминания как бы сами по себе со временем зарубцуются, т.е. никакого кажущегося раздвоения здесь, естественно, не будет…
Справка “КВ”: Ашшурский Эмир Эммануилович - философ, директор Киевского института научного прогнозирования, академик МАБЭТ.
Публикация из рубрики «Субботний собеседник»
/газета «КВ» за 18 октября 2008 г./
Наталья КУРОЛЕНКО
“КИЕВСКИЕ ВЕДОМОСТИ”
Comments